«19.00 «Великая Германия» докладывает, что после преодоления сильно заминированной местности с рядами колючей проволоки и противотанковым рвом находится в наступлении по балкам Ольховая, Большой. Бои очень тяжелые.
20.10 «Великая Германия» докладывает об ожесточенных боях против противотанкового фронта южнее Сырцево. Наши потери тяжелые. 11‑я тд также очень медленно продвигается около выс. 241.1 с танковым полком под очень сильным противотанковым огнем. Разведбатальон со штурмовыми орудиями прорвался с юга на эти вражеские позиции. Приходится взвешенно оценивать ситуацию и позволить частям боевой [583] группы на восточной окраине леса юго–восточнее Дуброво продвигаться вперед с перерывами»{541}.
В некоторых публикациях высказываются сомнения в том, что немцы в период июльских боев на обояньском направлении применяли в одном бою сразу по 70, 100 и более танков для прорыва нашей обороны. Авторы относят это к стремлению наших командиров преувеличить свои заслуги в отчетах перед вышестоящим командованием. Артиллеристы и танкисты якобы перекладывали свою вину за неумение воевать и большие потери в материальной части на то небывалое количество бронетехники, которое немцы использовали в боях. Особенно часто эта мысль начала звучать с выходом в свет на русском языке воспоминаний битых генералов вермахта. Сравнивая их с мемуарами наших военачальников, публицисты находят (естественно) серьезные расхождения в описании тех или иных событий, а поработать в архивах и проанализировать имеющуюся там информацию не удосуживаются. В результате появляются дутые сенсации. Это касается не только вопроса о применении бронетехники.
В действительности выбранная противником тактика была наиболее результативной и, пожалуй, учитывая особенности построения наших полос обороны, единственно возможной. Главное, использовать метод массирования бронетанковой техники на узком участке фронта позволяли тактико–технические данные немецких машин. Тяжелые и неповоротливые, относительно наших «тридцатьчетверок», они имели важную для того времени особенность — толстую броню и мощные орудия с хорошим прицелом и большой дальностью прямого выстрела. Все это давало возможность при налаженном взаимодействии с авиацией достигать высоких результатов. В отдельных случаях прорвавшиеся в глубину обороны танки практически безнаказанно «утюжили» позиции пехоты и артиллерии.
Надо отметить и такой факт. В первые дни операции «Цитадель» противник большое значение придавал психологическому воздействию на обороняющиеся войска, стремясь запугать их, сломить стойкость и подорвать уверенность в собственных силах. С этой целью враг использовал разного рода военные хитрости. Об одном из таких приемов докладывал офицер Генерального штаба при 1‑й ТА майор Петухов:
«Наблюдением в 10‑й мбр установлено, что противник для создания видимости большого количества танков 6–7.7.43 г. за танками Т-5 прицеплял макеты танков Т-5 2–3 шт. При обстреле [584] последних нашей артиллерией от них летели щепки и доски. Впоследствии от этих приемов противник отказался. Об этом же доносили артиллеристы полка РГК — 1212‑й иптап»{542}.
По данным штаба 3‑го мк, на участке Луханино, Сырцево, выс. 247.2, 10‑я, 1‑я и 3‑я мбр в течение дня выдержали восемь атак, в которых участвовало в общей сложности до 250 танков противника. Не исключено, что среди них немало было и хорошо изготовленных макетов. Замечу также, что в ходе операции «Цитадель» немцы использовали макеты танков и на других участках фронта. Так, в разведсводке 69‑й А Воронежского фронта № 08 на 22.00 15 июля указано:
«5. По данным инженерной разведки, противник в районе Верхний Ольшанец, Знаменка с целью создания видимости большего превосходства наряду с танками применял танки–макеты, которые буксировались настоящими танками»{543}.
Командование 48‑й тк осознавало, что столкнулось с новым русским соединением, усиленным танками, и осуществить намеченный план по разгрому нашей обороны на южном берегу р. Пены в этот день не удастся.
«22.00. «Великая Германия» докладывает, что войска достигли восточной окраины Дуброво, — отмечается в документах 48‑го тк. — В лесу юго–восточнее Дуброво замечены 48 вражеских танков. Танковая бригада еще сегодня намерена прорваться далее. Окружение западнее Сырцев невозможно по оперативным причинам. Ощущается нехватка боеприпасов в танках»{544}.
Кнобельсдорф понимал, что уже второй день приказ армии его корпусом остается невыполненным. Путь к Яковлеву по–прежнему закрыт, ни одна дивизия не вышла в указанный район, даже не достигнута дорога Белгород — Обоянь. Вместе с тем форсировать Пену не удалось, не ликвидирована и угроза левому флангу. Эта ситуация серьезно осложняла действия и соседнего 2‑го тк СС, что ставило под вопрос осуществление всего плана наступления армии. В то же время соединения Хауссера, хотя и с большим трудом, действовали почти по графику. В этом непростом положении он попытался сконцентрировать усилия для решения наиболее важной для соединения задачи — прорваться через Пену и оттеснить войска 6‑й гв. и 1‑й ТА как можно дальше на север. Надежды на 3‑ю тд он не питал, после неудачи в Завидовке рассчитывать на быстрый успех не приходилось. Кнобельсдорф надеялся использовать [585] незначительный успех фузилерского полка, который вел бой на окраинах Луханина, отдает приказ сосредоточить все усилия полка для полного захвата села и создания плацдарма на северном берегу Пены. Хейерляйн получает распоряжение: все свободные подразделения, в том числе и часть танковых из района Сырцева, подтянуть к Луханину. Вместе с тем командиру 3‑й тд ставится задача сосредоточить свои части за «Великой Германией» для переброски через Луханино на север.