Большая часть Т-5 — более сотни танков вышло из строя по техническим причинам и требовало ремонта. Но в боевых условиях и командованию 48‑го тк, и 4‑й ТА, в общем–то, было все равно, по каким причинам они вышли из строя. Главное в другом: ударное объединение ГА «Юг» лишилось почти одномоментно такого значительного количества боевой техники — более чем полнокровного танкового полка дивизии. Причем, как покажут дальнейшие события, несмотря на огромные усилия ремонтных подразделений, восстановить ее и использовать сразу в боях хотя бы 100 «пантер» в самый нужный момент Кнобельсдорфу так и не удалось. А ведь на эти силы в плане «Цитадели» делались расчеты, ставились им определенные [588] цели и задачи и немалые. И все рухнуло. Резкая потеря боеспособности бригады и серьезные проблемы с ее использованием, наряду с существенным отставанием войск АГ «Кемпфа», оказали очень существенное негативное влияние на действие войск 4‑й ТА в ходе первого этапа операции и явились важными факторами, «обрушившими» «Цитадель».
Легенды Огненной дуги, или Как писал историю Курской битвы генерал Н. Ф. Ватутин.
С началом вражеского наступления для командования Воронежского фронта была решена одна очень важная проблема — будет ли наступать противник или нет. Но сразу же возникла новая — где, на каком рубеже наши войска остановят немцев? Н. Ф. Ватутин нацеливал командный состав фронта на то, чтобы удержать противника в системе первых двух полос армейской обороны. И ни в коем случае не допустить прорыва его соединениями третьего (тылового) рубежа. Вероятно, и для себя Николай Федорович поставил именно такую планку. Это не было лишь его решением, такую задачу ставила и Ставка ВГК. На ее решение были нацелены все шаги фронтового руководства и в период подготовки обороны, и в течение первых двух суток боев. Однако враг оказался намного сильнее, чем ожидалось. Уже в первые двое суток операции начали рушиться готовившиеся месяцами планы отражения удара. Несмотря на мощные заграждения и укрепления, танковые соединения ГА «Юг» успешно преодолевали уже две позиции армии И. М. Чистякова. На прорыв и закрепление первой полосы ушло около 18 часов, второй и того меньше. Столь стремительный успех врага вызывал тревогу, нервозность в штабе фронта с каждым часом нарастала. И хотя операция проводилась по давно отработанному плану, в этот момент в действиях Н. Ф. Ватутина начинает ощущаться неуверенность, стремление решить большой и сложный вопрос наскоком, одним махом, при этом командующий не всегда учитывал реалии складывающейся обстановки. Николай Федорович нервничал, он понимал — враг захватил инициативу, и лихорадочно искал способ переломить ситуацию, навязать противнику свою волю. С этим связана и череда контрударов, которые то планировались, то отменялись, вновь планировались и переносились. Такое «дерганье» войск связано не только с предельно сложной оперативной обстановкой, но и с отдельными качествами характера Н. Ф. Ватутина, его стилем работы, а также низким уровнем профессиональной подготовки и оперативного кругозора высшего комсостава фронта, [589] из–за чего командующий фронтом в полной мере не мог положиться даже на некоторых командующих армиями.
Характерной особенностью всех этих контрударов была их слабая проработанность, не всегда оправданная спешка, даже когда было время, и переоценка возможностей своих войск, прежде всего бронетанковых соединений. Связано это с тем, что основную работу по их планированию проводило руководство общевойсковых армий. Штаб фронта после постановки общих целей и задач армиям во многом отстранялся от дальнейшего планирования, отдавая всю основную работу на откуп армейским штабам. Уровень подготовки их офицеров и генералов не позволял качественно и всесторонне отработать все вопросы взаимодействия родов войск. В управлениях общевойсковых армий, каковыми являлись все армии фронта первого эшелона, слабо разбирались в тактике бронетанковых войск, не знали толком особенности и возможности техники, уровень подготовки личного состава корпусов и бригад. Отделы БТ и MB армейских штабов не могли оказать реального влияния на решения командарма из–за своей малочисленности, плохой подготовки офицеров и их низкого авторитета. Ключевые же фигуры в армейском руководстве также не имели опыта управления танковыми соединениями и планировали их использовать как и общевойсковые корпуса и дивизии. При этом совершенно не учитывались такие важные факторы, как условия местности для развертывания бронетанковых соединений, их прикрытие с воздуха, качественное превосходство немецкой бронетехники над нашей, а также реальные боевые возможности танковых частей и соединений. Напомню, что, например, численность и огневая мощь советского отдельного тяжелого танкового полка численностью 21 танк была соизмерима с танковой ротой противника. А огневая мощь нашей танковой бригады заметно уступала возможностям немецкого танкового батальона.
В то же время надо подчеркнуть, что в это время проблема правильного применения бронетанковой техники и вооружения была очень актуальной для Красной Армии в целом. Появление в конце 1942 г. приказа НКО № 325 — тому подтверждение. Кроме того, командование фронта, в том числе и не по своей вине, было вынуждено решать танковыми соединениями несвойственные им задачи из–за нехватки иных видов вооружения, например артиллерии. Об этом остановлюсь в конце главы.
Вместе с тем увязывание взаимодействия между армиями, участвующими в контрударе, шло в основном через штаб фронта. Это отнимало много времени, особенно при вызове [590] авиации для прикрытия войск или уничтожения вражеского узла сопротивления перед наступающими соединениями.