Немедленно был разработан план по нейтрализации информации, которую успел получить враг. Причем не только той, что была на карте, но и, возможно, имеющейся у противника по другим армиям первого эшелона, а это вновь оборудование сотен новых ОП, ходов сообщений, тонны перекопанной земли. Из распоряжения начальника штаба 38‑й А генерал–майора Пилипенко:
«Командирам 240‑й, 180‑й, 167‑й, 340‑й, 232‑й, 240‑й сд, 180‑й и 192‑й отбр
Зам. командующего по БТи MB
Командующему артиллерии
28 мая у офицеров сбитого самолета–разведчика противника изъята карта, на которой показана выявленная противником группировка наших танков, огневые позиции артиллерии и различные инженерные сооружения. Это еще раз указывает на плохую маскировку ОП артиллерии и танков. Командарм приказал:
1. К 5 июля 1943 года сменить огневые позиции артиллерии.
2. На прежних позициях артиллерии выставить макеты орудий в том же количестве. Оборудовать ложные места сосредоточения танков, поставить макеты танков. Среди макетов иметь несколько действующих танков.
3. Во время полетов самолетов противника над ложными ОП артиллерии имитировать артиллерийский огонь, а в ложных местах сосредоточения танков–макетов показывать движение танков.
4. Смену огневых позиций артиллерии, танков производить только ночью. Принять все меры к тщательной маскировке артиллерии, танков.
5. Начальнику авиаотдела штарма 5.6.43 г. произвести облет боевых порядков соединений на самолете У-2 с целью проверить выполнение моих указаний»{79}.
Надежно замаскировали сеть своих аэродромов авиаторы 2‑й ВА. Для этого штабом армии была тщательно разработана целая система мер. Наиболее продуктивным оказался прием [96] с ложными аэродромами, части боевых самолетов оставались вместе с макетами и группой бойцов, периодически перемещавших по одному–два звена настоящих самолетов. И когда появлялся самолет–разведчик, они немедленно взлетали и отпугивали пришельца, но сбивать не стремились. Немцы клевали на эту приманку, принимая их за действующие, и совершали по несколько налетов на эти аэродромы. Приведу письмо начальника Генштаба РККА A. M. Василевского командующему войсками фронтов, военных округов и отдельных армий и командующему Военно–воздушными силами Красной Армии от 30 июня 1943 г.:
«Данные радиоперехвата самолетов–разведчиков противника и практика последних налетов авиации показывают, что важнейшие наши объекты легко распознаются противником и подвергаются затем эффективному бомбометанию.
Там, где вопросам маскировки уделяется должное внимание, налеты авиации противника наносят значительно меньший ущерб. Так, на Воронежском фронте благодаря умелому выбору и оборудованию ложных аэродромов в системе аэродромов и хорошей маскировке действующих авиация противника из 25 последних налетов на аэроузлы произвела только три налета на истинные аэродромы, остальные удары нанесены по ложным аэродромам.
Военным советам фронтов необходимо немедленно серьезно заняться вопросами маскировки сосредоточений и передвижений войск, складов боеприпасов, горючего и др., железнодорожных мостов, аэродромов базирования авиации, широко используя методы дезориентирования противника (применение разного рода макетов–сооружений и боевой техники, ложных пожаров, ложного зенитного огня, задымления и т. д.)»{80}.
Важным решением при создании советской обороны в районе Курского выступа стало применение для удержания рубежей не только танковых частей непосредственной поддержки пехоты (НПП), но и крупных танковых соединений и даже объединений. По плану Ставки каждый из оборонявшихся фронтов получил по одной танковой армии и два отдельных танковых корпуса. На Воронежском фронте в первом эшелоне танковых войск находились отдельные танковые полки, бригады и самоходно–артиллерийские полки (сап), они подчинялись заместителю командующего общевойсковыми армиями по БТ и MB. В некоторых передали в качестве подвижного резерва командирам дивизий первого эшелона (на главной оборонительной [97] полосе) и одновременно они могли использоваться в противотанковых опорных пунктах. Наибольшим количеством их располагала 7‑я гв. А: три полка (один тяжелый), две бригады и два сап (один тяжелый). Предполагалось, что на фронте армии противник все–таки нанесет вспомогательный удар и для его сдерживания потребуются существенные силы бронетехники, кроме того, сюда был нацелен 2‑й гв. Ттк. Полосу 6‑й гв. А, как уже отмечалось, изначально готовили для отражения главного удара, поэтому переданные ей два танковых полка (230‑й и 245‑й отп), одна бригада (96‑я отбр) и один сап (1440‑й сап) — это лишь усиление для удержания первой полосы на один–два дня боев. Сюда предполагалось выдвинуть всю 1‑ю ТА и при необходимости сманеврировать 5‑м гв. Стк.
Второй эшелон составляли 2‑й гв. Ттк и 5‑й гв. Стк и 1‑я ТА. Они располагались на расстоянии 32–50 км от переднего края главной полосы, находились в подчинении непосредственно командующего фронтом, составляя ударную группу фронта для нанесения контрударов и развития успеха.
«Второй, бронетанковый, эшелон обороны был основным маневренным ударным средством, — писал участник Курской битвы маршал бронетанковых войск А. Х. Бабаджанян. — С его помощью советское командование рассчитывало изменить и изменило ход оборонительного сражения в свою пользу.
Использование крупных соединений и объединений бронетанковых войск при ведении оборонительной операции для удержания полосы обороны в глубине — второй и тыловой оборонительных полос общевойсковых армий — было новой формой оперативного применения танковых войск, резко увеличивало устойчивость оперативной обороны и позволило отражать атаки крупных танковых масс противника»{81}.